Христо Ботев
(1848-1876)
С болгарского

Хаджи Димитр

Жив еще, жив он. Там, на Балканах,
лежит и стонет в крови горючей
Юнак отважный в глубоких ранах,
В расцвете силы юнак могучий.

Обломок сабли он бросил вправо,
Отбросил влево мушкет свой грубый.
В очах клубится туман кровавый,
Мир проклинают сухие губы.

Лежит отважный. В выси небесной
Исходит зноем круг солнца рдяный.
Жнея по полю проходит с песней.
Сильнее кровью сочатся раны.

В разгаре жатва… Пойте, рабыни,
Напер неволи! Встань, солнце, выше
Над краем рабства! И пусть он сгинет,
Юнак сраженный… Но, сердце, тише!

Кто в грозной битве пал за свободу,
Не умирает: по нем рыдают
Земля и небо, зверь и природа,
И люди песни о нем слагают…

Днем осеняет крылом орлица,
Волк ночью кротко залижет раны:
И спутник смелого — сокол-птица —
О нем печется, как брат названый.
Настанет вечер — при лунном свете
Усеют звезды весь свод небесный.
В дубравах темны повеет ветер —
Гремят Балканы гайдуцкой песней!

И самодивы в одеждах белых,
Светлы, прекрасны, встают из мрака,
По мягким травам подходят смело,
Садятся с песней вокруг юнака.

Травою раны одна врачует,
Водой студеной кропит другая,
А третья в губы его целует
С улыбкой милой — сестра родная.

«Где Караджа, расскажи, сестрица?
Найди, сестрица, мою дружину.
Душа юнака — моя расплата,-
Пусть бездыханный я здесь остыну».

Сплели объятья, всплеснув руками,
И льются песни, и крылья свищут —
Поют, летая под облаками,
Дух Караджи до рассвета ищут.

Но ночь уходит… И на Балканах
Лежит отважный, кровь бьет потоком,-
Волк наклонился и лижет раны,
А солнце с неба палит жестоко.

 

* * *

 

Петр Безруч
(1867-1958)
С чешского

Спутница

Сталью ли душу выжег Рок?
Нет, взял нежно рукою:
Ширью манила даль дорог,
Песня была со мною.

Жизнь дорога — горький стон.
Небо покрыто мглою.
Тьма обняла со всех сторон,
Песня моя со мною.

Ужас этих пустых дорог
Кончен теперь бедою.
В скрипе печальном черных дрог
Песня одна со мною.

* * *

Йован Йованович-Змай
(1833-1904)
С сербского

Первые фиалки

Бледнолиая малютка -
Взгляд печальный, облик жалкий —
Слабым голосов взывает:
— Вот фиалки! Вот фиалки!

Руки в стужу посинели.
Ветер бьет в лицо жестоко.
С неба тучи дождевые
Воду льют и льют потоком.

Снизу видно: гор вершины
В снеговой покров одеты,
А в корзинке у малютки
Первый дар весны — букеты.

Люди ходят мимо, прямо,
А приблизятся к девчонке,
Глубже воздух грудь вдыхает,
Ведь вблизи благоухает
Аромат фиалки тонкой.
Ой, цветы бы сбыть скорее
И домой бы мчаться, зная,
Что одна лежит в постели
В злом недуге мать родная.

Оплатить лекарство нечем,
В доме нет ни корки хлеба.
В доме дочку ждет родная,
Словно лучик солнца с неба.

Продает цветы малютка.
Тщетно молит голос жалкий:
— Господин мой! Господин мой!
Вот фиалки! Вот фиалки!

 

* * *

Фаиз Ахмад Фаиз
(р. 1911)
С урду

Газель

Всю ночь тебя я тщетно ждал — ты не пришла.
Рассвет тебя везде искал — ты не пришла.

Но не погас пожар в крови, что ты зажгла.
Пусть сердцу сотни ран любви ты нанесла.

Мужей благоразумных прочь я днем не гнал,
Но по тропинкам страсти ночь к тебе вела.

Пусть не по нраву им, чтецам старинных книг,
Все то, что щедрой горстью нам любовь дала.

Какая странная весна у нас сейчас.
Не рву цветов, не пью вина — ведь ты ушла.

Узнать бы, где садовник мой цветы сорвал…
Повеял ветер над тюрьмой концом крыла.

 

* * *

Фаиз Ахмад Фаиз
(р. 1911)
С урду

Ленинград, Пискаревское кладбище

На холодных каменных плитах,
На бледных плитах из камня
Свежей горячей кровью
Расплескались цветы.
Нет имен на надгробиях,
Но знают цветы имена
Мертвых, уснувших навеки,
Живых, кто о них тоскует.
Спят сыновья в саване из собственной крови.
Не заснуть одинокой матери,
Их неизбывной печали сплетающей им венки.

* * *

Фаиз Ахмад Фаиз
(р. 1911)
С урду

Мое окно

Сколько ржавых крестов на тюремном окне!
И на каждом — распятого жаркая кровь,
И на каждом распятья свершаются вновь.

На одном испускает дыханье ночной ветерок.
На другом — светоносная гаснет луна.
Там — весеннее облачно бьется на черном кресте,
Тут — душистая ветка безжалостно пригвождена.

Что ни день — светлый дух милосердия и красоты
Чашу смертной тоски испивает до дна.
На душе не дано захлебнуться в горячей крови —
Ночь уйдет, и с рассветом опять воскресает она.

* * *

Сречко Косовел
(1904-1926)
Со словенского

Старуха за деревней

Бедные дети лежат на сене.
Ветер скользит сквозь щели.
Под низким серым крыльцом хаты
Ночь покрывала стелет.

Младший видит: мелкий картофель,
Не горстка — россыпи, горы.
Тихо ходит за темным селом
Старуха седая — Горе.

Средний видит: картофель ласково
Мальчикам греет ручонки.
Горе ходит за хатами,
Смех его льдистый, звонкий.

Третьих, четвертый, пятый и все…
Тысячи их — я не в силах спать,
Голодный сам я, но этим нищим
Все — о, все готов я отдать.

* * *

Сречко Косовел
(1904-1926)
Со словенского

Солнце имеет корону

Солнце имеет корону
из шелково-желтых листьев,

Листочки его шелковистей,
чем листья подсолнухов наших.

Но есть ли, как у подсолнуха,
у солнца черные зерна?

Не вижу.
Они мне кажутся огненно-золотыми.

Какой же огромный стебель надо иметь солнцу!

И кто в руке его держит —
большой, золотой подсолнух?

О, если бы он склонился
к земле, я своими руками
набрал бы солнечных зерен
и раздал бы черным труженикам,
что с работы вернулись в город,
для их ребятишек хилых.

* * *

Антал Гидаш
(р. 1899)
С венгерского

«Легка слеза людская, невесома...»

Легка слеза людская, невесома.
Дожди прольются — лес зазеленеет,
Плотина рухнет в грозном реве грома.
А оттого, что льются слезы эти,
Ничто не переменится на свете.

* * *

Фаиз Ахмад Фаиз
(р. 1911)
С урду

Икбал

Певец знаменитый на землю родную пришел,
Газелям его сладкогласным внимала страна.
Он звуками голоса тропы пустынь заселил,
Вновь сделал прекрасной пенную чашу вина.
Не все постигали заветные думы его,
Но песня сердца покорила на все времена.

И вот он ушел, обреченный на нищенство шах.
И снова безгласными стали тропинки страны.
Немногие помнят мечты его дерзкий полет,
Лишь самые близкие думам поэта верны,
Но песни его навсегда поселились в сердцах,
Их звуки поныне, на радость народу, слышны.

Бессмертны все чистые чувства, воспетые им,
Добро его сердца, стихов его пламенный пыл.
вулкан его песен извергся палящим огнем,
И душу смертельного вихря их жар растопил.

Бессмертному факелу ярость ветров не страшна.
Свеча его сердца и солнечным утром видна.